Весной Алишер Усманов и Владимир Потанин договорились вместе строить «русскую BHP» на базе своих компаний. Усманов и его партнеры ради этого потратили почти $2 млрд на скупку около 5% акций «Норникеля», но пока эти траты не окупились. Потанин взял в союзники бывшего соперника — Олега Дерипаску (его UC Rusal владеет 25% акций «Норникеля»). Вместе, по мнению Усманова, эти бизнесмены противостоят его предложению по слиянию «Норникеля» и «Металлоинвеста». Но Усманов не отчаивается, у него есть запасной вариант. Строить крупные бизнесы он собирается с госкорпорацией «Ростехнологии».

— Каковы последствия кризиса для мировой экономики, нашей страны, вас лично? На что вы надеетесь?

— Мы все сегодня жертвы мирового финансового кризиса, который перешел в экономический. Глубина кризиса беспрецедентна. Он будет сказываться даже на политических процессах развития человечества. Мировая экономика уже сейчас становится зависимой не только от одной экономики США. Подъем и выход из этого кризиса теперь уже зависит и от экономики Китая. Рост потребления Китайской республики будет катализатором или, наоборот, замедлителем того, как будет восстанавливаться мировая экономика. И прежде всего это касается сырьевых материалов. Ведь прежний производственный подъем Китая зависел от поставок на американский рынок, где был самый большой финансовый профицит. В итоге Китай не сильно зависел от цен на нефть и газ. Сейчас эта ситуация меняется. Рост Китая будет зависеть о того, как упадет цена на сырье и как этим всем воспользуется страна. Кроме Китая большое влияние на преодоление кризиса должны оказать Индия, Бразилия и наша страна.

Почему?

— Плюсы российской экономики: у нас нет долга, большие резервы, у населения практически нет долгов. Наше правительство сейчас делает все, чтобы страна верно воспользовалась теми плодами, которые были собраны за последние восемь лет непрерывного роста. Правительство использует практически все возможные средства: предоставляет госгарантии, рефинансирует задолженности компаний перед зарубежными банками для сохранения контроля у российских бизнесменов. То, какой Россия выйдет из кризиса, сейчас зависит от своевременности, точности и адресности тех мер, что предпринимает государство. А оно действует правильно.

— Девальвация рубля населению не очень нравится…

— Зато для экспортеров это хорошо. Наша экономика экспортно ориентирована, для нее это благо. При грамотной борьбе с инфляцией серьезных негативных последствий и для населения не будет. Девальвация сейчас первый шаг на пути к восстановлению доходов, в том числе и населения. Это же происходит повсеместно. Великобритания девальвировала свою валюту в короткие сроки на 50%. У нас к тому же это происходит мягко и под контролем со стороны ЦБ.

— Для России в ситуации кризиса какие цели приоритетны?

— Важно, чтобы государство помогло снизить долговую нагрузку компаниям. Это может быть сделано путем вхождения в уставные капиталы этих компаний. Для государства это путь вернуть инвестиции и получить доход после восстановления рынка.

— Отсюда ваши предложения по объединению «Норникеля» и «Металлоинвеста»?

— Не только отсюда. В первую очередь это долгосрочный проект по консолидации горно-металлургического комплекса, который мы давно продвигаем. Кризис еще раз показал, что только давно созданные гиганты могут мягче перенести такой стресс. У них наработан диверсифицированный ряд своих продуктов и всегда есть свободные деньги. А когда вы просто покупаете крупные активы, то эффект от этого совсем другой. Пример: BHP Billiton не делала больших приобретений в последнее время и гораздо лучше перенесла кризис, чем Rio Tinto, купившая Alcan. Одна неверная покупка — и загруженный долгом в $40 млрд баланс, и у Rio Tinto гораздо более тяжелое положение. Что касается непосредственно горнорудного сектора, то здесь бы диверсификация дала возможность меньше зависеть от волатильности цен на ту или иную продукцию. У всех горно-металлургических гигантов есть целый ряд активов в разных секторах: руда, медь, алмазы, бокситы и т. п. Мы исходили из того, что в России первым шагом к созданию такого холдинга должно было стать объединение «Металлоинвеста» как крупнейшего производителя руды и «Норникеля» — лидера в производстве никеля, меди и платиноидов. Дальше к ним мог бы быть присоединен и какой-нибудь производитель угля, к примеру «Мечел». «Алроса» также прекрасно вписывается в этот ряд. Вдобавок если бы в условиях кризиса государство стало участником этого холдинга, реструктурировав долги компаний, то все бы от этого выиграли. Кроме долгов государство могло бы войти в этот холдинг через госкорпорацию «Ростехнологии», с которой мы планируем развивать Удоканское месторождение меди. Доля государства должна была быть определена дополнительно.

— Основные акционеры «Норникеля» против такой схемы?

— Да. Они не хотят потерять контроль над «Норникелем», поэтому и выдвинули эту идею по объединению «Норникеля», «Металлоинвеста», Evraz Group, «Мечела» и «Уралкалия». Это их тактическая уловка для сохранения собственного контроля над акционерным капиталом «Норникеля». Ведь в таком холдинге более 40% выручки приходилось бы на сталь. И это не вписывается в идею создания горно-металлургического холдинга. Но мы ничего недружелюбного в бизнесе не делаем, мы не сторонники hostile deal.

— Получается, ваше предложение уже не актуально?

— Оно актуально для нас, и мы сделали правительству предложение. Оно еще будет изучаться. Но неволить никого мы не хотим. Мы предлагали объединить две компании в соотношении 2:1. Это была наша уступка Потанину. Мы справедливо оцениваем свои активы — их цена сегодня равна нулю. Но до кризиса у них была другая стоимость. А сейчас мы готовы согласиться с любой оценкой, которая устроит государство. Ему же тоже этот проект должен быть интересен. Мы не должны дарить государству химеру, как это некоторые сейчас делают. У нас что на витрине, то и в магазине.

— У «Норникеля» разве есть долги перед госбанками?

— Не знаю. У «Металлоинвеста» — около $5 млрд долга [из них $2,5 млрд — в госбанках]. При этом EBITDA в 2008 г. была на уровне $5 млрд [на 2009 г. прогноз Усманова — не менее $1 млрд]. Но 70% долга компании — на три и более лет. С ними вообще проблем нет. Наша группа не совершила ни одного нечестного поступка, совесть наша чиста, так что мы верим, что с честью выйдем и из кризиса. И государство нам может помочь. У него может быть к этому интерес. Ведь большинство компаний, кроме «Сургутнефтегаза», «Роснефти», «Газпрома», из-за высоких долгов практически банкроты. А «Норникель» и «Металлоинвест» могли бы выжить в этой ситуации и стать новым источником доходов для государства.

— Сколько у вас лично долгов?

— Около $3,5 млрд, но все они пятилетние. К тому же у меня много активов против этой задолженности — интернет, два телеканала и др. Только пакет в «Мегафоне» стоит около $5 млрд. Акции «Газпрома», «Сбера», ВТБ — около $2 млрд. У компании моего партнера по «Металлоинвесту» и друга Василия Анисимова — Сoalco долг около $2 млрд, но у нее также много активов: 400 000 кв. м площади, огромный банк земли. У фонда Андрея Скоча их вообще нет. Так что слухи о нашей финансовой несостоятельности неправомерны.

— Но margin calls осенью у вас были?

— Да, но мы их полностью закрыли. На это ушли почти все дивиденды «Металлоинвеста». За два года они составили $600 млн и $1 млрд.

— Альтернатива слиянию с «Норникелем» у «Металлоинвеста» какая?

— Компания будет развиваться самостоятельно в партнерстве с «Ростехнологиями». Если государству интересно, мы готовы пойти и на конвертацию долга перед госбанками в акции. А с «Ростехнологиями» платформа нашего совместного будущего — Удокан, в котором госкорпорация может получить 25%. Вдобавок речь может пойти о консолидации наших металлургических активов с «Русспецсталью» («дочка» «Ростехнологий»), а также о совмещении наших горнорудных активов с монгольскими медными активами «Ростехнологий» (49% в «Эрдэнете» и «Монголцветмете»).

— А с 5% акций «Норникеля» вы что тогда делать будете?

— Будем ждать любви от акционеров «Норникеля» в статусе миноритариев.

— Кризис сильно повлиял на «Металлоинвест». В декабре ГОКи компании работали с загрузкой в 35%. Это было дно?

— Декабрь был шоковый, а в металлургии настала летаргия. Но в январе появились первые признаки жизни. Всплеск спроса был из-за того, что закончились запасы стали на складах. Но я думаю, что в ближайшие месяцы спрос на сталь будет волнообразным. Понять точно ситуацию в 2009 г. можно будет к концу полугодия. Сейчас мы загрузили ГОКи на 50-60%. Но сможем ли мы дальше наращивать производство, зависит от Китая, главного потребителя, — сколько нужно будет ему сырья.

— География поставок у «Металлоинвеста» поменялась?

— Нет, осталась такой же, но объемы рухнули повсеместно. Украина сейчас, к примеру, потребляет 30% от того, что потребляла летом. Что касается Азии, то для нас она пока закрыта из-за неудобной логистики, высоких тарифов РЖД, отсутствия портовой инфраструктуры. Для российской железорудной отрасли приоритет номер один — выйти с окатышами или брикетами на рынок Китая по сопоставимой с другими производителями цене. Мы сейчас разрабатываем целую программу по тому, как это можно сделать. Хотим представить ее правительству.

— Какие проекты остались приоритетными для «Металлоинвеста»?

— Таких нет. Сейчас не период приоритетов, а период выживания. Главное для нас — зарабатывать на то, чтобы расплачиваться по долгам.

— Контакты с ММК наладить не пытались?

— Нет. Им хватает руды из Казахстана. К тому же, как крупный потребитель, они всегда давят по цене. Нам это не подходит.

— Разработка Удокана тоже инвестпроект. Откажетесь?

— Ни в коем случае. В нем будут на 25% участвовать «Ростехнологии». А мы сейчас вместе с Роснедрами разрабатываем новые условия лицензионного соглашения с учетом кризиса. Мы за одну только лицензию предложили 15 млрд руб., наш ближайший конкурент — 5 млрд руб. Мы 5 млрд руб. уже заплатили, но не стали просить у государства, чтобы оно снизило цену до этого уровня. А вот сроки строительства ГОКа и другие условия лицензии надо менять. Мы не можем обманывать государство и банки, говоря, что при нынешних ценах на медь мы справимся со старыми условиями.

— Сроки окупаемости проекта как, по-вашему, должны быть изменены?

— Раньше это было семь лет, сейчас, я думаю, 9-10. Сроки строительства объектов это должны учитывать.

— «Металлоинвест» просил денег в ВЭБе на этот проект?

— Да, еще до начала кризиса. Мы победили на конкурсе, предложив инвестировать в проект 80 млрд руб. И я считаю нормальным, что если 30% суммы финансируют сами компании (а это стоимость лицензии), то на оставшееся можно взять финансирование в банках. Кроме госбанков такие деньги сейчас дать никто не в силах. Наблюдательный совет дал нам предварительное одобрение.