О том, почему в России не спешат разведать новый Клондайк и инвесторам неинтересны золотоносные реки и россыпи, корреспонденту "Денег" Алексею Боярскому рассказал председатель Союза золотопромышленников России.

Сколько в нашей земле осталось золота?

— Точно трудно сказать. Если брать только золоторудные месторождения, то с 1990 года было распределено балансовых запасов на 8,2 тыс. тонн. Допустим, если за эти 22 года они истощились на 40%, то остается 4,9 тыс. тонн. Прибавьте нераспределенный фонд доказанных запасов в 3,9 тыс. тонн — и получим около 9 тыс. тонн. Сюда, конечно, надо бы добавить попутное золото, получаемое при добыче других полезных ископаемых, и золото из россыпей, но оценить эти запасы, во-первых, просто нереально, а во-вторых, принципиальный вклад они не внесут. Конечно, есть данные госбаланса (это гостайна.— "Деньги") по золоту, там все точнее, но насколько, сказать трудно.

Цена на золото растет в долларах, но покупательная способность доллара падает. Как вы оцените стоимость золота относительно реальных товаров, например хлеба, бензина?

— Сегодня в России средняя себестоимость производства унции золота — $650-800, а биржевая цена — в районе $1700. Так вот биржевые цены растут быстрее, чем издержки золотодобытчиков, в которые прямо или косвенно входят горючее, питание и т. д.

За счет чего растет цена на золото?

— Промышленность не стала потреблять больше золота, да и на ювелирные украшения уходит сравнительно немного. Основной спрос создают инвесторы самого разного уровня. Золото — это фетиш, альтернативу которому человечество пока не нашло. В очередной нестабильной ситуации все закупают этот металл. С начала кризиса в 2008 году швейцарские аффинажные заводы работают в три смены. Частные лица забили все ячейки в банках слитками: вкладываться в "бумажное" золото на фоне банковского кризиса очень рискованно. Спрос подогревают и появившиеся перед кризисом особые инвестиционные фонды (ETF), акции которых обеспечены физическим металлом. Наш ЦБ тоже активно скупает золото: по его нормативам не менее 10% золотовалютных запасов должно приходиться на слитки, и на 1 июля 2012 года запасы этого металла составили 936 тонн.

При сегодняшних темпах добычи золота должно хватить более чем на 40 лет. Почему же наши золотопромышленники скупают иностранные активы и уходят добывать в Африку?

— Нет новых лицензий для распределения. Нераспределенный фонд — это всего лишь одно стратегическое месторождение Сухой Лог в Иркутской области. Но его пока никому не передают. А новых разведанных просто нет. Последнее такое месторождение с утвержденными запасами выставлялось на аукцион в 2005 году, еще одно на конкурс — в этом году. За последние 25-30 лет в мире сложилась практика разделения труда. Крупные горные компании — разработчики рудных месторождений концентрируются на добыче, постепенно покупая все новые и новые активы. А вот эти самые активы — разведанные месторождения с доказанными запасами и уже составленным планом разработки им продают так называемые юниорные компании. В России эта тенденция тоже наблюдается, но лишь наполовину: крупные золотопромышленники, занятые только добычей и готовые покупать новые активы, появились, а новые месторождения им никто не предлагает. То, что сейчас выставляется на аукционы, проходит по категории прогнозных ресурсов, которые еще нужно долго проверять. Подходящим окажется только один перспективный объект из ста. И зачем с ними связываться, когда в той же Африке или Латинской Америке выставляются на продажу подготовленные участки?

Правильно ли я понимаю, что юниорные компании — это просто геологи, которые столбят за бесценок участки, проводят изыскания, а потом перепродают полученную лицензию на добычу доказанных запасов?

— Можно купить лицензию только на проведение геологических изысканий на определенном участке, а в случае обнаружения запасов получить от государства уже добычную лицензию на этот участок. Как правило, юниорная компания покупает лицензию, подразумевающую право 5 лет вести геологические изыскания и еще 20 лет добывать. Для серьезного месторождения с запасами от 1 млн тройских унций (30 тонн) чистого золота на полный цикл разведки и на подготовку технико-экономического обоснования (ТЭО) потребуются те же пять лет и $15-20 млн. Только своих денег у такой компании нет, равно как и активов,— в проект вкладывается венчурный инвестор. Теоретически, когда запасы доказаны, а ТЭО подготовлено, можно вложить еще $60-100 млн (именно столько потребуется на строительство добывающих и перерабатывающих мощностей и инфраструктуры) и заняться добычей самому. В реальности же привлечь такие средства для самой юниорной компании уже невозможно, да она и не ставит перед собой такие задачи. Проще продать, только не лицензию, а компанию или долю в ней крупному золотопромышленнику примерно за $30-40 млн. Добывающая компания, конечно, переплачивает, зато уже ничем не рискует и может заниматься долгосрочным планированием. За границей эта схема уже давно отработана. Например, доля юниорных компаний в поисковом бурении в Мексике составляет 80%, в Канаде — 70%. А в России — 10%. У нас пока нет таких венчурных инвесторов, а банки готовы кредитовать только уже состоявшиеся проекты.

А почему иностранные юниорные компании не приходят в Россию?

— В 1990-х в нашей стране работало 30-40 иностранных юниорных компаний, а сейчас их не более десятка. Сегодня по нашему законодательству компания с долей иностранного капитала больше 25% не может получить лицензию на крупное месторождение. Есть проблемы с переводом разведочной лицензии в добычную, которые касаются и отечественных компаний. Поэтому такие юниорные компании выбирают другие страны. Если сейчас ничего не предпринять для перелома ситуации, то через 10-15 лет темпы добычи заметно упадут. По мере разработки в старых месторождениях падает содержание золота — для извлечения требуется перерабатывать все больше и больше руды. Например, в 1990-х у нас было 6-10 г золота на тонну породы, а сейчас в среднем 2 г. Кстати, и это не так мало, средний показатель по миру — 1,06 г. Соответственно, себестоимость производства растет. И если через несколько лет цены на золото, не дай бог, вдруг упадут, то добыча на старых месторождениях будет инвесторам неинтересна — производство упадет. Даже если прямо завтра юниорные компании начнут изыскания, то первые месторождения можно будет поставить на баланс лет через пять, а на строительство добывающего комплекса уйдет еще не менее двух лет.

Вы все время говорите о рудном золоте, а как обстоят дела с россыпями, золотоносными речками?

— В СССР львиная доля золота действительно добывалась на россыпях — для закупок за границей требовалось добывать золота много и быстро. При этом себестоимость, экономика проектов рассчитывались совершенно иначе, нежели при рыночной экономике. Сегодня ситуация изменилась, россыпи в России дают меньше 30% объема. Такая же картина и во всем мире. Причин две: во-первых, естественное истощение недр, а во-вторых, невозможность более или менее точно оценить и капитализировать запасы. Да и само производство менее технологично, фактически это те же старатели с решетом, что и 100 лет назад. Инвесторам это непонятно.

В советские времена на таких месторождениях массово воровали золотой песок.

— На рудном месторождении украсть трудно, разве что уже готовый слиток. А на россыпном теоретически возможно, но там, как правило, такие хозяева, что еще сто раз подумаешь. Как говорят, закон — тайга. Кстати, это тоже одна из причин, по которой инвесторы не вкладываются в россыпное золото.

У нас огромные неосвоенные территории в Восточной Сибири. Возможно ли неожиданное открытие нового Клондайка?

— "Вдруг" в геологии не бывает. Чтобы что-то открыть, нужно вести поиски. Конечно, требовать от государства вкладываться, как в советское время, в тотальную разведку невозможно, однако без его участия не обойтись. Сегодня государственные инвестиции в добычу всех 42 видов твердых минералов составляют около 8 млрд руб. в год. Из них 43% приходится на алмазы, золото и другие драгметаллы. Но этого недостаточно. Нужно создать условия для привлечения инвесторов, готовых вкладываться в юниорные компании. Во-первых, необходимо улучшить нормативно-правовую базу, в частности облегчить перевод разведочных лицензий в добычные. Во-вторых, в отсутствие крупных венчурных фондов государство должно само выступить якорным инвестором для юниорных компаний путем создания фонда или госкорпорации. Если этого не делать, инвестиции в российскую геологию не придут, а отечественные золотопромышленники уйдут добывать за границу.