Казахстан создаст свой вариант госрезерва РЗМ?
Новости Аналитика и цены Металлоторговля Доска объявлений Подписка Реклама
01.09.2011
Казахстан создаст свой вариант госрезерва РЗМ?
По данным АО «Банк развития Казахстана», за первое полугодие нынешнего года экспорт некоторых редких металлов увеличился на 75%. После сокращения Китаем своего присутствия на рынке РМ и РЗМ хайтек-производители начали искать альтернативных поставщиков. Однако для того, чтобы Казахстан стал значимым игроком на рынке РЗМ, необходимы серьезные инвестиции в месторождения и особые, пригодные для местных сложных руд, технологии. О казахстанском потенциале корреспонденту «Къ» рассказал генеральный директор РГП «Национальный центр по комплексной переработке минерального сырья РК» Абдрасул Жарменов.

– Абдрасул Алдашевич, сейчас производство редких и редкоземельных металлов в Казахстане переживает не лучшие времена. Иртышский химико-металлургический завод не работает, на «Алюминии Казахстана» нет пентаксида ванадия, остался только галлий, на Усть-Каменогорском титано-магниевом комбинате ванадий и скандий выпускаются с перебоями, «Казцинк» выпускает только кадмий и таллий, хотя раньше они также извлекали индий, галлий, германий и другие металлы. Можете ли Вы назвать хотя бы одно недавно запущенное или готовящееся к запуску производство?

– На действующих предприятиях новых проектов в области производства редких и редкоземельных металлов я назвать не могу – там сдвигов нет, как минимум, пять лет. В качестве положительного примера я могу назвать проект «Баласаускандык», который был запущен во второй половине прошлого года.
Это – полиметаллическое месторождение, где есть ванадий, уран, редкоземельные металлы. Им владеет британская Ferroalloys Resource. Она основала здесь компанию «Балауса», ведет добычу в опытном масштабе, на уровне 30 тыс. тонн руды в год. Из нее по нашей технологии выпускается порядка 50–60 тонн метаванадата аммония – продукта для получения пентаксида ванадия, который используется при производстве ферросплавов. Другие металлы пока складируются, потому что нужны серьезные инвестиции.
Для того, чтобы довести производство ванадия до промышленных объемов, необходимо минимум $50–60 млн – на закупку оборудования, реагентов, проведение вскрышных работ. А для того, чтобы месторождение полнокровно заработало в полную силу, чтобы из него извлекался и уран, и редкоземельные металлы, требуется порядка $200–300 млн.

– А как же добыча урана? Это же радиоактивный металл…

– Сейчас владельцы «Баласаускандык» ведут переговоры об участии в проекте с «Казатомпромом», потому что только он имеет право добывать уран.

– «Казатомпром» сам планирует заниматься производством редких и редкоземельных металлов с участием японских компаний…

– Да, японцы проявляют высокую активность: они ведут серьезные переговоры с НАК «Казатомпром» и национальным холдингом «Парасат». Кроме них, интерес к добыче РМ и РЗМ в Казахстане проявляют южнокорейская Posco, четвертый по величине в мире производитель стали, и немецкая ThyssenKrupp Metallurgie GmbH, с ними ведется интенсивная переписка.

– Почему до сих пор не подписаны конкретные соглашения?

– Потому что с нашей стороны нет до конца проработанных предложений. Казахстанская сторона только выясняет, что нужно для ThyssenKrupp. Кроме того, ситуация осложняется тем, что многие месторождения находятся в частных руках, у компаний, неизвестных на рынке. Но они держат эти месторождения крепко, и пока государство не может в полной мере пустить их в оборот.

– Их нужно выкупать?

– В принципе, закон позволяет и отнять, потому что владельцы участков не выполняют свои обязательства по добыче и производству продукции.

– Как Вы считаете, почему они медлят?

– Есть объективные причины. Казахстанское редкометальное сырье – сложное по своему составу, многие руды – не очень богатые, поэтому для извлечения редких элементов трудно подобрать технологию. Еще одна причина – отсутствие контакта между разработчиками технологий и теми, кто в них нуждается. Многие владельцы месторождений – не металлурги и не ученые, поэтому они просто не знают, к кому можно обратиться за сведениями о добыче и производстве РМ и РЗМ.
Общераспространенное мнение – в Казахстане нет хороших технологий, поэтому их ищут за границей. А на самом деле наше сырье никто лучше нас не знает. И, что касается наших сырьевых источников, в области редких металлов мы занимаем лидирующие позиции в мире.

– Интерес к казахстанским редким землям проявляют только иностранные компании?

– Редкометальные месторождения делятся на две категории. Первая – это РМ и РЗМ как попутные металлы, извлекаемые при производстве цинка, меди, свинца – как мы видим у «Казцинка» или «Казахмыса». Вторая – это самостоятельные редкометальные месторождения. Они не находятся в хозяйственном обороте, и их надо запускать «с нуля». Тут, скорее всего, надо рассчитывать только на иностранные инвестиции.

– Каковы сроки запуска проекта при благоприятном сценарии?

– На налаживание производства необходимо 3 года. Из них полгода – на геологоразведку. Вряд ли инвесторы поверят историческим данным советских времен. Хотя я сомневаюсь, чтобы данные по основным месторождениям были искажены – в советское время к геологоразведке подходили ответственно.

– Насколько вероятен сценарий, когда крупный зарубежный инвестор из числа потребителей редкоземельных металлов, который остался без сырья после сокращения экспорта РМ и РЗМ Китаем, заходит на месторождение и начинает активно его разрабатывать?

– Такой вариант весьма вероятен. С уходом Китая с рынка многие компании не жалеют инвестиций на сырье. Наше государство также заинтересовано в разработке редкометальных месторождений, поэтому оно будет либо забирать участки, либо договариваться с их собственниками об условиях разработки.

– Интересовался ли казахстанскими месторождениями Китай?

– Я думаю, по мотивам рыночной целесообразности, Китай в партнеры брать не будут. Стратегически важнее привлечь в эту отрасль те страны, которые до сих пор инвестировали в Казахстан не так активно – ту же Японию, например.

– А отечественные компании инициативу не проявляли?

– Нет. Для крупных компаний дешевле извлекать редкие элементы попутно. Не надо дополнительно тратиться на добычу руды.

– Несмотря на пятикратный рост цен?

– Здесь есть такой момент: никто не знает, как долго он продержится. Например, «Казцинк» может извлекать 23 металла. Сейчас он извлекает девять. Допустим, он потратит деньги на то, чтобы добывать эти оставшиеся 14 металлов. Каковы гарантии, что цены не упадут? Поэтому крупные компании, которые имеют достаточную прибыль на основном металле, стараются не инвестировать в металлы с колеблющимся спросом. Однако даже в этих условиях практически ни один РМ или РЗМ не уйдет в область нерентабельности. Конечно, рентабельность может быть не такой, как у основного металла.

– Каково, по Вашим данным, их соотношение?

– Я посчитал, что по нынешнем ценам рентабельность производства меди – около 200%. В момент падения рентабельности у металлов с волатильным спросом (к которым относятся РМ и РЗМ) она может составлять 30–40%, на подъеме – доходить до 300–400%. Пока же эти металлы выбрасываются в неизвлекаемом виде. И цифры получаются немаленькие.
В советское время на Балхаше (Балхашский ГМК, входит в «Казахмыс» – «Къ»), например, извлекали молибден. Потом спрос на него упал, и 10 лет им никто не занимался. Затем спрос снова возрос, и его вновь начали добывать. Но за эти 10 лет в неизвлекаемом состоянии выбросили продукции на $5 млрд

– Почему же проще выбросить, чем наладить производство?

– Меньше головной боли. Не надо налаживать производство, рынки сбыта, беспокоиться о том, пойдет или не пойдет, о роялти, включать новые металлы в контракт о недропользовании.

– «Казахмыс» осенью прошлого года реанимировал «Южполиметалл». Сейчас там перерабатывают свинцовую пыль, добывая осмий-187 и рений. Как Вы считаете, главная цель производства – редкие металлы?

– 100%-ный владелец «Южполиметалла» – его президент Турсынбек Асамбаев. А «Казахмыс» работает с «Южполиметаллом», потому что ему не разрешали продавать рений- и осмийсодержащую свинцовую пыль за рубеж. Сейчас из 17–18 тыс. тонн свинцовосодержащих отходов на «Южполиметалле» производят около 5–6 тыс. тонн свинца. По нынешним ценам, на них можно заработать порядка $15–17 млн. А промышленное производство осмия «Казахмыс» не начнет до тех пор, пока не убедится в устойчивости спроса.
Другое дело, что свинцовый завод не должен стоять в центре города. Аким ЮКО уже обратился в правительство с просьбой остановить завод. Правда, странно, что сделано это только сейчас – свинец в Шымкенте производят с 30-х годов прошлого века. И почему возмущаться начали только сейчас – сказать сложно: то ли народ созрел, то ли на «Казахмыс» давление оказывают.

– По нашим данным, сейчас на «Южполиметалле» производят еще и кадмий, таллий, теллур и индий – из руды, поставляемой из России, Ирана и Польши.

– Неужели? Если это правда, они не банкротство должны разгребать, а в золоте купаться.

– «Жезказганредмет», который в 2001–2002 годах был вашей «дочкой», до последнего времени сам продавал рений и осмий, который производил из отходов «Казахмыса». Однако с начала нынешнего года «Казахмыс» перешел на толлинговую схему. Как Вы считаете, зачем это было сделано?

– Была государственная монополия на продажу рений- и осмийсодержащих материалов. Однако из-за того, что она не была закреплена через парламент, «Казахмыс» сумел ее отменить. Теперь осмий и рений – это обычный товар, который можно производить и продавать. Но при нынешних объемах производства заботиться о повышении товарности и сбыте – несерьезно. Когда мы там работали и производили в 5 раз больше, чем сейчас, я провел переговоры с Rolls Roys, производителем авиадвигателей. Они дали мне состав рениевого сплава, в котором стоимость рения достигала $45 тыс. за килограмм, тогда как в перренате аммония его цена была в районе $1 тыс. за килограмм. Но «Жезказганредмет» вывели из нашего состава, и мне пришлось свернуть все переговоры.

– Насколько сложно продавать редкоземельные металлы в настоящее время?

– Госрегулирование в этой сфере сейчас упрощено. Проблема – в другом. Кроме официального рынка, есть еще и «черный», где цены ниже. Из-за этого мы уже
8 лет не можем продать осмий-187. Это – сырье для приборов точного наведения, где точность зависит от периода полураспада. Осмий-187 – изотоп очень стабильный. А поскольку сфера его применения – военно-космическая, покупатели напрямую ко мне не обращаются, работая через посредников.

– Кто является основным конкурентом Казахстана на этом рынке?

– Это Казахстан сейчас никому не конкурент. Главный производитель – это Китай, добывают редкие элементы США на производствах по всему миру, ЮАР, Канада.

– Какая схема разработки редкоземельных месторождений, по Вашему мнению, будет оптимальной?

– Есть у меня идея: определить государственное предприятие – конечно, мне бы хотелось, чтобы это было наше предприятие – и договориться с хозяевами месторождений. Принцип сотрудничества такой: у недропользователя в руде содержится, допустим, десять редких элементов. Пять из них, например, извлекать выгодно, остальные он вносит в список рискованных, потому что не уверен в возможности их реализации. И мы договариваемся, что извлекать он будет все десять, но пять рискованных я буду гарантированно покупать, независимо от спроса. Сколько недропользователь затратил – столько мы ему и восполним, с наценкой 5 или 15%, как договоримся. А мы, в свою очередь, уже смотрим: рынка сбыта нет – держим. Рынок появился – продаем. И я уверен, что компания, которая возьмется за такой бизнес, будет очень богатой.

– Какие еще проекты и технологии, кроме редкометальных, Вы разрабатываете?

– 5 сентября к нам приезжает руководство ThyssenKrupp и Posco. На 6 сентября назначено подписание между немецкой компанией, которой мы в начале года продали патент на производство ферросиликоалюминия (сплава «Казахстанский) и корейской компанией, соглашения по совместному строительству заводов.
Это – наша разработка, ферросплав, который применяется в производстве стали как раскислитель, но может выступать и как восстановитель трудновосстановимых металлов. Для производителей стали он выгоден тем, что полностью заменяет традиционные сплавы (ферросилиций и алюминий) при производстве различных марок стали. Их себестоимость в полтора-два раза выше нашего соединения. Полгода назад ThyssenKrupp говорил нам, что потребность в нем составляет 6 млн тонн в год, а сейчас – уже 9 млн тонн.

– Какова же роль Posco?

– В рамках проекта немецкая компания собирается построить 5 заводов по всему миру, в том числе, в Казахстане, Киргизии, Канаде, Исландии и Алжире – чтобы удобнее было поставлять продукцию потребителям. А Posco хочет поучаствовать в этих проектах. Они – конкуренты, обсуждение соглашения, согласование отдельных пунктов шли очень сложно, но мы усаживаем их за стол переговоров – в буквальном смысле слова.

– На каких условиях был продан патент?

– Мы будем получать 6% роялти. Это – очень хорошие условия, обычно роялти находится на уровне 2–3%.

– То есть при объеме производства 9 млн тонн в год и минимальной цене ферросиликоалюминия $1250 за тонну ваша компания будет получать роялти в размере $675 млн в год?

– Да, расчеты верны, но такой объем производства будет достигнут не скоро.

Выставки и конференции по рынку металлов и металлопродукции

    Установите мобильное приложение Metaltorg: