Судьба русской стали
Новости Аналитика и цены Металлоторговля Доска объявлений Подписка Реклама
30.09.2003
Судьба русской стали
Неэффективность металлургического бизнеса в целом, отсутствие инжиниринговой культуры, неразвитость внутреннего рынка обрекают Россию на технологическое отставание в сталелитейной отрасли еще в течение двадцати лет
Тот, кто хоть раз побывал на Кузнецком металлургическом комбинате, не может не познать ту цену, которую мы в свое время заплатили и платим до сих пор за то, что у нас появилось собственное производство рельсов и броневой стали. Фантастически загрязняющее окружающую среду коксохимическое производство, страшно чадящие мартеновские печи, уже лет пятьдесят назад устаревшее прокатное производство...

Первенец советских пятилеток не исключение. Почти все то же самое можно увидеть и на других сталелитейных заводах России - Магнитке, "Северстали", Запсибе... Почти нигде в мире не используются столь неэффективные и экологически грязные технологии производства стали. Иностранные металлурги говорят, что Россия - музей сталелитейной отрасли. А от наших бизнесменов мне довелось услышать, что даже один из самых современных стальных заводов, Новолипецкий металлургический, по большому счету "надо взорвать и забыть, как страшный сон".

И это не только эмоции. Некоторая статистика представлена на графиках и в таблицах. Конечно, радует, что количество мартеновских печей у нас уменьшается из года в год и что доля непрерывно разлитой стали растет. Однако наши исследования показали, что нынешние инвестиции металлургов приведут нас лишь к технологическому укладу начала 70-х годов прошлого века.

Насколько критично наше отставание? Можем ли мы сами наверстать упущенные тридцать лет? И не потеряем ли мы наше главное конкурентное преимущество - дешевизну российской стали, ведь последние западные разработки уже в ближайшее время приведут к тому, что появится оборудование, способное производить сталь дешевле российской.


Обо всем этом мы решили поговорить с Александром Абрамовым, президентом компании "Евразхолдинг". По его мнению, все новые западные технологии обладают одним существенным недостатком - огромной капиталоемкостью и длинными сроками окупаемости. Поэтому единственной разумной стратегией будет полная выработка ресурсов нынешнего оборудования и удержание наших конкурентных преимуществ в отрасли. А о реальной смене технологического уклада придется говорить лишь через пятнадцать-двадцать лет.

Не очень оптимистичный вывод, но, похоже, с ним придется смириться. Как и с тем, что еще пятнадцать-двадцать лет наш воздух будут отравлять десяток крупнейших в мире сталелитейных заводов. Жестокие рыночные правила не дают нам иного выбора. Если только у нас не начнется бурный экономический рост. Если только не найдутся люди, которые положат все свои деньги и всю жизнь на то, чтобы изменить эти правила.

Еще двадцать лет с мартенами и слябами
- Если следовать вашей логике, то через два десятка лет нынешнее металлургическое оборудование обветшает напрочь и пойдет на слом. Появится ли к тому моменту новое, то, которое будет обеспечивать сталью экономический рост?

- Со сталью в нашей стране проблем не будет. Даже с удвоением ВВП ситуация в черной металлургии не изменится - мы просто сократим объемы экспорта, ведь сейчас внутренний рынок потребляет менее половины всего объема нашей продукции. Когда же мы почувствуем, что мощностей не хватает, - мы перевооружимся. Тогда это будет экономически выгодно.

- Зачем ждать так долго? По-моему, модули самой современной технологии литья полосы стоят не очень дорого.

- Это пока единственное преимущество новой технологии - относительно небольшая цена за модуль. Если добавить к этому модулю небольшую электропечь, то можно получить бизнес размером в полмиллиона в год стального рулона. Сегодня в России свободная рыночная ниша для такого бизнеса есть, потому что есть сложившийся бизнес по переделу лома.

Но эта стоимость перестает быть преимуществом, если мы рассматриваем крупнотоннажное производство. Потому что, если мы поставим цель полностью сменить технологию производства стальной полосы на комбинате вроде Запсиба, таких модулей нам потребуется четыре. Пятисоттысячный модуль пионерской технологии сегодня предлагается за семьдесят миллионов долларов. Со стройкой, с НДС и всеми дополнительными расходами эти модули обойдутся нам в триста пятьдесят-четыреста миллионов долларов.

Но, допустим, даже учитывая эти расчеты, мы рискнем вложиться в смену технологического уклада. Ведь в мире есть много мест, где наблюдается дисбаланс в производстве и потреблении. Например, в Китае. Однако этот дисбаланс обычно протекционистски защищается с тем, чтобы развивать собственные мощности. Зададим себе вопрос: для чего тогда я должен вкладываться в новую технологию? Для того чтобы продавать сталь в Китае? В Китае меня с этим не ждут. Внутри нашей страны стального рулона и листа - хоть пруд пруди. Никакой очевидной рыночной ниши для этой технологии сейчас нет.

- Но, может, вы закроете внутри России определенную нишу, пусть и относительно небольшую?


- Да, если речь идет о новом стане, который будет катать тонкий, меньше миллиметра, горячекатаный рулон. Для подобного производства существует незначительный сегмент рынка, поскольку большинство действующих непрерывных станов не обеспечивают такой толщины листа. Это - ниша более дорогого, холоднокатаного проката. Часть этого рынка можно занять, предложив потребителю недорогой горячекатаный прокат с аналогичными свойствами. Но капиталовложения в такой проект будут слишком велики.

Придется потратить триста пятьдесят-четыреста миллионов долларов для того, чтобы произвести два миллиона тонн тонкого листа и заработать тридцать долларов чистой прибыли на каждой тонне - это вполне оптимистичная оценка. Соответственно, прибыль от двух миллионов тонн составит шестьдесят миллионов долларов, а окупаемость проекта окажется в районе шести лет. Но если учесть платежи по накопленным процентам, тогда триста пятьдесят миллионов превратятся в четыреста восемьдесят-четыреста девяносто (это если считать, что деньги обходятся в восемь процентов годовых). В итоге мы получаем в лучшем случае восемь лет окупаемости проекта. Тогда никакого смысла во всех этих инвестициях не видно.

Но самое главное - на рынке тебя никто не ждет. То есть ты придешь на рынок со своим дешевым листом и начнешь вытеснять оттуда существующих производителей. Что они будут делать? "Он выигрывает у нас по себестоимости двадцать долларов, поэтому давайте расслабимся и 'умрем'" - вот так уж точно никто думать не будет. Конкуренты будут снижать цены. Значит, свои тридцать долларов на тонне ты должен будешь отвоевывать, поскольку никто не захочет сдавать рынок без боя. Ты будешь "убивать" свою прибыль, чтобы "убить" конкурентов. И эти тридцать долларов могут оказаться вообще несбыточной мечтой, скорее всего, придется выкладываться всего за пятнадцать. А если пересчитать окупаемость инвестиций на такой прибыли, то получим расходящийся ряд. Потому что двадцать лет окупать инвестиции у нас никто не собирается. Те, кто мог себе позволить такую роскошь, не выжили на современном рынке.

- Тоскливо получается. Что ж, нам так и дальше плестись в хвосте мирового прогресса?

- Лет двадцать назад в мире тоже испытывалась новая технология - корекс-процесс. Точно так же все говорили: конец металлургам. Потому что не надо никакого кокса, любой уголь вали во вращающийся барабан, а в нем в кипящем слое из руды будет получаться чугун. Экономия огромная - на закупке коксующегося угля, на коксохимическом производстве, на строительстве домен, в которых сегодня чугун и делают.

Да, разработчики создали работающую печь. Только работает она с нулевым коммерческим эффектом. Потому что масштабное производство, основанное на таком способе выплавки чугуна и стали, на сегодняшний день экономически нецелесообразно.

Борьба в мировом масштабе идет не по линии "кто кого обгонит в технологии производства". В реальности все сосредотачивают усилия на двух стратегических направлениях.

Во-первых - доступ к рынкам, где в полный рост расцветает протекционизм.

Во-вторых - себестоимость жидкой стали. Какая разница, разлил ты эту сталь в заготовку-сляб или сразу в тонкий лист, - в любом случае она будет примерно одного качества. Сегодня две страны в мире, Россия и Бразилия, могут производить жидкую сталь по цене сто двадцать долларов за тонну. Вот это и есть наше конкурентное преимущество, которое стоит удерживать. А для этого пока достаточно модернизации на базе традиционных технологий непрерывной разливки стали, ликвидации мартеновского производства и тому подобного.

К сожалению, сталь - это товар, который надо производить очень дешево. Потому что так повелели потребители. Существует квазикартель потребителей плоского проката, в котором локомотивом являются автомобильные компании. Их мало. С другой стороны, есть производители стального проката, которых по всему миру много. И есть маржа, которую получают на продаже стали. Эту маржу, как одеяло, автомобилисты уже давно и уверенно натянули на себя, устанавливая нужные закупочные цены. Потому что они большие и у них больше денег, они могут оказывать сильное влияние на рынок.

Битва потребителей стали и ее производителей носит стратегический характер, и укрупнение металлургических компаний - это попытка ответить на волну слияний в автомобильной промышленности. Не очень успешная пока. Соответственно, в черной металлургии может появляться целый букет новейших технологий, но реально внедряться они станут только после того, как это "маржевое одеяло" не будет так сильно натянуто на автопроизводителей.

О прогрессе спроси у машиностроителей
- Вот вы оборудование у кого покупаете?

- Мы покупаем инжиниринговые услуги у европейских компаний не из-за того, что это брэнд, а лишь потому, что они предоставляют необходимые гарантии по качеству и срокам. Плюс поддержка европейских кредитных агентств. Мы можем обратиться к полякам либо украинцам и получить приблизительно тот же самый продукт, но нас сегодня не устраивает финансовая устойчивость и тех, и других.

- А разве отечественные металлурги не могут сами создавать новое оборудование?

- При чем здесь металлурги? Металлургические компании во всем мире только соучаствуют в проектах разработки новых технологий. Их доля в этих проектах даже в самые успешные годы не превышала пятнадцати-двадцати пяти процентов.

- А кто же остальные?

- Машиностроители. Один из примеров - Mitsubishi Heavy Industries, как локомотив, стоит за сверхновой технологией литья тонкой полосы. А за технологией тонкого сляба стоит SMS Demag, а в недалеком прошлом - "великий и могучий" Мannesmann. Только они понимают, куда надо двигаться в технологиях. А крупные металлургические компании они обычно привлекают к сотрудничеству, потому что им нужны полигоны для испытаний нового оборудования.

- Получается, что проблема обновления технологий в черной металлургии - это проблема машиностроителей, а не металлургов?

- Именно так. Машиностроение - это совсем другой бизнес, "другая песня". Это называется научная, или инженерная, школа - когда опыт и знания конкретного коллектива становятся стоимостью, которую очень трудно купить.

- Но во времена СССР ведь такая школа существовала?

- Да, в нашей стране в свое время были созданы первый конвертер, первое непрерывное литье. Но сейчас практически никакого машиностроительного и инжинирингового потенциала в металлургических компаниях нет. Сейчас нам не надо ничего изобретать, нам нужно в плавку точно попадать, качество контролировать и в издержки укладываться. Никаких фантазий. За фантазии жестко наказывает жизнь.

- Все настолько безнадежно? Вот американские металлурги очень гордились своими успехами в разработке новых технологий.

- Так когда это было! В Америке металлурги лет двадцать назад отказались финансировать разработку новых технологий в сталелитейной отрасли.

Факт такой: сейчас по этому поводу никто в мире не комплексует. В металлургии существует три инжиниринговых машиностроительных культуры: японская, немецко-австрийская и итальянская. Все остальные страны бодренько покупают иностранное оборудование и тем не менее быстро развиваются.


Кто положит жизнь на алтарь прогресса
- Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что у нас уже нет никакого конкурентного преимущества в виде инжиниринговой культуры. Но ведь оно было когда-то?

- Даже если у нас и было зерно конкурентного преимущества, то мы его уже давно потеряли. И сталелитейная отрасль здесь не самый удачный пример, поскольку этого конкурентного преимущества практически не было и в советские времена: только посмотрите, какие марки стоят на сталелитейных и прокатных станах семидесятых-восьмидесятых годов - эпохи последней модернизации советской металлургии. Немцы, итальянцы, японцы - в подавляющем большинстве.

Если и есть повод для сожаления - то это авиастроение. Тут уж у нас точно зерен конкурентных преимуществ было предостаточно. По крайне мере, в то время школа по разработке планеров точно не уступала никому в мире. Если бы тогда появился некто, кто решил бы посвятить свою жизнь тому, чтобы создать инжиниринговую или авиастроительную компанию и привлек бы туда инвестиции, то мы бы здесь могли стать мировыми лидерами.

Сейчас, похоже, таких предпосылок не осталось. Потому что если инженер, который отработал пятнадцать лет, не имеет у себя под боком молодого специалиста, которого он обучает и тот впитывает знания как губка, то все - конец, отрасль умирает. Тонкие технологические знания передаются только так.


- А если купить западную инжиниринговую компанию?

- У них сейчас проблемы, купить компанию можно довольно дешево. Но что дальше? Какое качество мы внесем в коллектив, скажем, австрийских инженеров-разработчиков? Что, мы им заказы принесем? Нет. Но в Австрии тебя никто не будет спрашивать о заказах, с тебя будут требовать платить им зарплату. Инженеров и технологов нужно не покупать, а растить. Всю жизнь.

На Украине есть машиностроительный завод - единственное выжившее во всем СНГ предприятие металлургического профиля. Владелец этого предприятия построил вокруг него "ментальный забор" и сказал: "Я свою жизнь на это положу, умру здесь на этом заводе, но он будет работать". У него сейчас свои технологические кадры, свои методы организации, и другими бизнесами он не занимается - уголь не копает, нефть не перепродает. И достиг серьезных успехов.

- А бизнесмен Абрамов готов к тому же? Вы сможете создать инжиниринговую компанию?.

- А может, мне еще и картины писать?

Вот вы говорите: "Давай сделаем инжиниринг". А как его сделать? Теоретически можно за большую зарплату купить человек сто инженеров-немцев, привезти сюда и построить им в Москве жилищный кондоминиум. И лет через десять вокруг них нарастет "мясо" в виде новой инженерной культуры. Но для этого нужен двигатель - человек, который захочет на это жизнь положить. В Италии есть такой человек - Жан-Пьер Бенедетти, он президент и один из крупнейших акционеров компании Danieli. Он пришел в компанию учеником, стал инженером и всю жизнь в ней проработал. Он в качестве хобби сам мотоцикл делает от проекта до опытного образца. Обладая феноменальной энергией, огромными знаниями и интеллектуальным талантом, именно он сделал компанию такой мощной, какая она есть сейчас.

Инжиниринговый бизнес - это уже искусство. Такие бизнесмены в душе художники, они творят. Это как в бизнесе по производству фильмов.

- Но если бы это было именно так, то Советский Союз вообще не смог бы создать развитое машиностроение.

- Приведу вам один пример: казалось бы, страшно прибыльно делать в России автомобили. Ну так давайте начнем завтра делать здесь, скажем, "Тойоту". Ну какие проблемы, ведь это проще, чем разрабатывать новое передовое металлургическое оборудование. Но почему-то никто этого не делает.

Когда в начале восьмидесятых годов по заданию Политбюро решили своими силами создать собственную автомобильную промышленность мирового уровня, пришли к выводу, что не получится. Потому что, по расчетам, потребовалось шестьдесят пять миллиардов рублей, которых в стране не было. Оказалось, что для этого пришлось бы создавать новую технологию производства пластмасс, новую технологию производства сплавов, новую технологию обработки металлов и еще много чего нового.

Повестка дня
- Так какая же проблема должна выноситься в черной металлургии на повестку дня?

- У нас есть проблема минерального сырья. У нас плохо с рудой. В каком смысле плохо? У нас ничего нет, кроме Курской магнитной аномалии. Этого не мало, но руда оттуда становится все дороже и дороже. У нас еще хуже с углями. Хорошие месторождения заканчиваются. А где строить новые - непонятно. Геологи нам не могут дать месторождения, на которых есть экономический смысл строить. Я думаю, что уже через десять лет эта проблема станет острейшей. Есть еще один стратегический недостаток - огромные расстояния.

В целом Россия - одна из наименее пригодных для металлургии стран по объективным факторам. По этой причине у нас есть опасность растерять конкурентные преимущества. Какие именно? У нас относительно дешевое сырье - уголь, руда, электроэнергия, газ. Относительно дешевая рабочая сила. Из этих всех относительностей складывается конкурентное преимущество. Ни по одному пункту оно не является радикальным. Нельзя сказать, что если американцы покупают уголь по тридцать три доллара за тонну, то мы в три раза дешевле. В среднем, я думаю, у нас равновесная цена в двадцать четыре-двадцать пять долларов, то есть уголь у нас дешевле всего на шесть-восемь долларов. Если мы начнем разрабатывать менее эффективные и более дорогие пласты, мы начнем терять главное - дешевизну сырья.

Строить новые шахты и рудники? Но это денег, знаете, сколько стоит? Наша великая советская держава могла себе позволить подземную добычу, мы - нет. Например, шахта "Распадская" состоит из выработок диаметром шесть метров, там длина тоннелей около четырехсот километров - проходческих, вентиляционных, больше, чем в московском метро. Ствол шахты стоит двести миллионов долларов, а шахта - это три таких ствола. Шестьсот миллионов долларов инвестиций нужно только на них, еще столько же - на все остальное.

А вот в Австралии ситуация значительно лучше: у них тектонические разломы, можно добывать уголь открытым способом. Они "зарезаются" в косогор, а там у них двенадцатиметровый пласт угля -- не надо никаких шахт. Они слова "ствол" не понимают. Да и запасов у них еще лет на сто пятьдесят.

Однако Австралия в металлургии нам не конкурент. Австралийское общество не хочет коксохимического производства на своей территории. Их очень трудно заставить принять идею превращения Австралии в металлургический завод планеты, хотя она подходит для этой цели как нельзя лучше. По этой причине в первых строках в конкурентном листе кроме России - Бразилия, Венесуэла и отчасти ЮАР.

В общем, это конкурентное преимущество надо как-то поддерживать, поскольку лет через десять оно может исчезнуть - я уже объяснял, почему.

- Получается, что государственная промышленная политика в части металлургии абсолютно не нужна, нужна скорее политика в области добычи минерального сырья.

- Нужна, только не промышленная политика как таковая, а скорее экономическая политика. Все-таки экономическая политика имеет в виду в том числе и протекционизм определенного разумного уровня.

В рамках либеральной модели мироздания протекционизм, конечно, дурно пахнет. Но не мы первые сделали шаг в эту сторону. Нужен здравый прагматизм, когда каждый защищает свое. Необходимы пошлины против украинской стали. Почему? Потому что мы хотим загрузить свои мощности и поддерживать свою занятость. Они поддерживают ее за счет наших денег. Цинично, не либерально - факт. Но все страны так себя ведут.

- Тогда каков резон обижаться на европейцев, которые квотируют поставки российской стали?

- Когда я с европейцами общаюсь по вопросу о квотировании поставок русской стали, мне не нравится только одно обстоятельство - что они в разговоре ведут себя как двуликий Янус. Если вы не либералы, а защищаете свои национальные интересы, то при чем здесь ваши призывы? А если вы за либерализм, тогда зачем вы настаиваете на закрытии мощностей в России? Да у нас столько мощностей выбыло, что вам и не снилось. Все равно Европе не нравится, что мы везде продвигаем свою сталь и что у нас это получается. Теперь она обвиняет нас в том, что у нас, оказывается, сырье дешевое. Да с какой стати оно дешевое? Мы везем уголь на расстояние двадцать километров, а в Европу он плывет из Австралии. И он должен стоить одинаково? А почему тогда австралийцев не обвиняют в демпинге? Давай их обвиним: они продают уголь по четырнадцать долларов на воротах разреза, а у нас на воротах шахты уголь стоит двадцать пять долларов. Но если австралийский уголь будет стоить двадцать пять долларов на воротах - у европейских металлургов в глазах будет темно, они все закроются завтра. Так давайте на австралийцев "наедем", они же демпингуют? Нет, говорят мне, так делать нельзя.

- Так какие доводы надо привести, чтобы европейцы открыли свободный доступ на рынок стали?

- Главный аргумент, который меняет международную торговлю, прост - это сильный внутренний рынок. Только в этом случае с тобой начинают разговаривать как с равным. Поэтому я считаю, что по большому счету разговоры о квотах - это все бесконечное и пустое колочение в большой барабан. Лучше заботиться о собственном внутреннем рынке. Вот когда мы станем интересны как сбытовой рынок, они будут друг с другом драться, чтобы с нами договариваться.

Дмитрий Сиваков "Эксперт"

Выставки и конференции по рынку металлов и металлопродукции

    Установите мобильное приложение Metaltorg: