Металлургов хотят сделать крайними в вопросе о повышении цен на хлеб, бензин и автомобили

Первоапрельское повышение цен на металлопрокат вызвало немало споров в среде экономистов, промышленников, политиков. Всякая профессиональная дискуссия, как известно, не обходится без арифметических выкладок. Но даже самые правильные и точные цифры можно интерпретировать по-разному. Если отбросить многочисленные вариации основных тезисов, то главных обвинений в адрес металлургов можно насчитать два. Во-первых, металлургические комбинаты, используя незначительное повышение цен на сырьевые ресурсы, значительно подняли отпускные цены на металл. Во-вторых, «задрав цены на рекордный уровень», металлурги поставили под угрозу планы правительства снизить инфляцию ниже 10% и практически «сорвали посевную кампанию» (из-за предполагаемого роста цен на ГСМ), а также нанесли смертельный удар по всем металлопотребляющим отраслям, тем самым поставив под угрозу экономический рост.

Так ли это? Да, цены на металл на внутреннем рынке в I квартале действительно выросли. Оппоненты металлургов называют цифру в 40–50%. Но, например, на крупнейшем в стране Магнитогорском металлургическом комбинате последнее повышение составило в среднем по сортаменту 20–25%. Это повышение стало первым в нынешнем году. До этого цены на металлопрокат на комбинате в последний раз переписывали только в третьем квартале минувшего года. Новолипецкий комбинат с апреля не стал повышать свои цены, ограничившись мартовским повышением на те же 20–25%. Таким образом, 50-процентным повышением цен, которое ставят в вину металлургам, и не пахнет.

Тем временем себестоимость производства стали и проката за этот период значительно увеличилась из-за беспрецедентного роста цен на железорудное сырье и коксующийся уголь. Те, кто пытается подвергнуть сомнению обоснованность роста цен на металл, называют цифру в 26%: якобы на столько подорожал уголь с начала года. Но с декабря прошлого года цена на коксующийся уголь на российском рынке выросла более чем в три (!) раза. И, заметим, без всякого шума. Не отстает от угля и железорудное сырье. Как сообщили на ММК, только в 2004 году рост затрат на аглосырье для Магнитки составил 65%, по окатышам – 117%. При этом доля сырья в структуре себестоимости металлопроката составляет 55%. Здесь еще не берутся в расчет тарифы на услуги естественных монополий, которые пусть и не столь резко, но все же уверенно растут. Поэтому разговоры о том, что рост издержек металлургов составил всего 12%, не может соответствовать действительности. И, значит, картина получается совсем другая. Исходя из существующей маржинальной прибыли увеличение стоимости продукции металлургических предприятий должно составить никак не меньше 50%. В реальности же цены поднялись на вдвое меньшую величину.

В письме, направленном руководителями крупнейших нефтяных компаний России в правительство РФ, говорится о том, что ценовая политика металлургов привела к повышению цен на трубы для нефтегазовой промышленности и ЖКХ на 30–40%, а цен на горюче-смазочные материалы – на 20–25%. Отсюда, дескать, угроза и жилищно-коммунальному сектору, и предстоящей посевной. Всего же ценовое давление металлургов на российскую экономику якобы способно раскрутить инфляцию до 32%.

Но известно, что чем дальше конечный продукт от исходного сырья, тем меньше влияние последнего на стоимость этого продукта. Поэтому вряд ли стоит говорить о том, что увеличение стоимости штрипса для труб вызовет удорожание бензина, хлеба или тех же автомобилей. Другое дело – если бы в себестоимости машин и хлеба затраты на металл составляли сколько-нибудь значительную величину. Но даже при производстве самых «стальных» машин затраты на металл не превышают 10%! Например, по оценке аналитиков инвестбанка Credit Suisse First Boston, на производство среднестатистического автомобиля уходит объем стали стоимостью 600 долларов. Но при этом цена среднего автомобиля давно перевалила за 10–15 тысяч у.е.

Доля металла в структуре затрат трубных предприятий составляет примерно 70%. Доля стоимости труб в структуре затрат на добычу нефти составляет около 30%, а доля затрат на нефть при нефтепереработке – 80%. Затраты автотранспортных компаний на приобретение ГСМ не превышают 40%, а доля затрат на услуги транспортников для розничной торговли – 15%. Теперь представим, что цена на трубную заготовку поднялась на 30% (как мы видели раньше, такое повышение вполне оправданно ввиду резкого роста себестоимости продукции металлургов). В этом случае – с учетом сохранения маржинальной прибыли – стоимость труб должна вырасти на 21%, цены на нефть (опять же при сохранении прежней доли прибыли) – на 6%, бензин, как продукт нефтепереработки, должен подорожать на 5%, услуги автотранспортных компаний – на 2,5%, а уж про прочие продукты, перевозимые этими автотранспортными компаниями, и говорить даже нечего – всего-то 0,3% удорожания. Для того чтобы раскрутить инфляцию до 32%, которыми нас пугают критики «жадности металлургов», нужно либо поднять стоимость металла в несколько раз, либо резко увеличить норму прибыли для каждого из звеньев этой цепочки.

Необходимо реально оценивать влияние стоимости металлопроката на изменение цен в потребительском секторе, а не делать преждевременные и безответственные выводы. Очевидно, что металлургов, которые в отличие от тех же угольщиков находятся не в самом начале всей этой ценовой цепочки, повышать цены заставляет прежде всего рост себестоимости. А вот никакого другого объяснения роста цен на уголь, кроме благоприятной мировой конъюнктуры, просто нет.